Ketlerov Publisher

АРХАНГЕЛ

У любви нет причин. Есть только ощущение радости, которая всегда с тобой.

Она умерла во сне. Просто перестала дышать. И пёс, лежа на своем тюфячке, вдруг понял, что больше не слышно такого родного и привычного звука – беспокойного биения чего-то живого в ее груди. Он зарычал, прогоняя от себя неведомый доселе ужас, а потом понял: ее нет рядом. Есть только пустая, пока еще привычно пахнущая оболочка... Лизнув, прощаясь, свесившуюся холодеющую руку, он завыл.

Выл он долго, сосредоточенно, надрывно, от всей своей осиротевшей собачьей души. В окна заглядывало белесое утро, стучали беспокойные синицы в поисках затаившихся в щелях деревянных рам личинок. Надсадно каркала, кланяясь на все четыре стороны, ворона, усевшаяся на макушку ели во дворе. Наконец, входная дверь ожила, в ней завозились ключом, открывая. Он лег рядом с умершей своей родной и, не шевелясь, смотрел в пустоту, которая паутиной застилала все вокруг…

Кто-то кричал, звонил, плакал, перешагивал через пса, а он все так же молча и неподвижно лежал, и только по поднимающимся и опускающимся едва приметно бокам его было понятно, что он жив...

Пришла соседка, прицепила поводок к его ошейнику, увела к себе. Есть он не стал. Пил, спал, но не ел. Ни на кого не реагировал, нехотя выходил на улицу. Улица пахла сырой землёй, прелым осенним листом, кошками, множеством чужих следов, но никогда- родными, знакомыми. Сын соседки, молчаливый задумчивый парень, решил брать его с собой на работу. Работал он в месте со странным названием – хоспис. Доктором. Каждое утро доктор брал пса на поводок, и они сначала ехали в машине по гудящему шоссе, потом вместе шли через березовый облысевший лесок к розоватому зданию за кованым забором.

Возле здания был сад. Псу разрешалось целый день бродить в облетевшем осеннем саду. Ощущая неясное беспокойство, бродил он, принюхиваясь и прислушиваясь к звукам и запахам, исходившим от дома. Иногда в сад вывозили на креслах с колесами каких-то людей, укрытых пледами, и то одна, то другая полупрозрачная иссохшая рука гладила его тонкими холодными пальцами по макушке или боку. Он чувствовал, что люди эти слабы и едва могут жить, и что радуются этой жизни, неспешно и несуетно. Однажды приятель его, доктор, задержался в хосписе дольше обычного, и, движимый нетерпением и любопытством, пес вошел по толстым глянцевым плиткам, стуча когтями и скользя, внутрь здания.

Первое, что он понял – они, те, кто здесь живут, все обречены уйти. Слишком знакомый холодок небытия ерошил его песью шерсть на загривке. А еще они совсем не боятся этого ухода, потому что изболелись, износились, устали ждать... Не замеченный персоналом, ухаживающим за больными в палатах, пёс, в поисках приятеля своего, доктора, толкнул лапой дверь в палату.Та бесшумно открылась.

– Ой, смотрите, кто к нам пришел!

Возгласы, тонкие, слабеющие, все же были похожи на радость. Может быть попросить их, и они, уходя, заберут его с собой, туда, куда ушла его родная? И он, среди многих следов, ведущих только в одну сторону, найдет знакомый запах и побежит вдогонку.

Пес устроил в палате фурор, дав форменное представление. Сидел по команде, лежал, падал на спину при слове «умри», приносил тапочки и свернутые в трубку газеты от кровати к кровати. Люди улыбались, радовались, и никто не замечал, что вот уже битый час стоят в дверях медсестры вместе с врачом, смотрят на радующихся больных людей и взыгравшего пса, и в глазах у них поблескивают слёзы.

Пес остался жить при хосписе, получив от кого-то из жильцов витиеватую кличку – Архангел. Получилась целая примета: к кому в палату пришел пообщаться Архангел, тому скоро со всемипридет пора проститься. Его любили всей душой, а он, иногда поднимая глаза к звездному небу, видел, как одобрительно улыбается ему оттуда его родная– добрыми, блестящими глазами, и знал,что когда-нибудь она встретит его там,куда приходят все эти люди, которым настала пора покинуть жизнь. А пока он нужен здесь, чтобы провожать их до порога звездного неба, которому нет конца и края.